Ислам в Ватикане
«In nomine Allah almissimi indulgentissimique!
Laudem Allah nutritori retentorique mundi,
Almissimo indulgentissimoque,
Magister Diei Iudicii.
Te adoramus, auxilium tuum quaerimus.
Monstra nobis viam rectam,
Viam illorum quibus gratiam tuam donavisti, qui non sunt irae et qui non deviant».
(сура «Аль-Фатиха» на латыни)
В Ватикане — городе-государстве с тысячью подданных, абсолютное большинство которых служат католической церкви плюс сотня швейцарских солдат — появилось «Мусульманское Братство Ватикана» («Fratelli Musulmani Vaticani»), ответственное за строительство первой ватиканской мечети и первый максимально аутентичный перевод смыслов Священного Корана на латынь (Alkoranum Latinum). Сурово. Гнев добропорядочных католиков понятен и справедлив. Это как если бы в Мекке и Медине появились костёлы, что, конечно, нам не может даже представиться.
Покойный папа Иоанн Павел II (Войтыла) был на удивление чуток к проблеме диалога с Исламом. Складывалось впечатление, что это была не простая дипломатичность, а искренняя заинтересованность во взаимном уважении и нащупывании общих точек. При нём изменилась католическая лексика, не говоря об официальной риторике в адрес Ислама и его последователей. Коверканное «musulman» изменили на соответствующее арабской фонетике «misliman», и, чего не ожидал никто, — «Magomet» превратилось в «Muhammad», — и так по всему «магометанскому» пласту латыни. Да, при Иоанне Павле работала во всю мощь служба миссионерской проповеди «Ватиканского Радио», вещавшая на всех сколько-нибудь распространённых языках мусульманской ойкумены, но диалог есть диалог, при том, что диалог католичества и мусульманства — своего рода давняя война со своими обычаями…
Сменивший папу Бенедикт XVI (Ратцингер) не в пример жёстче и неповоротливее даже по отношению к проблеме европейского мусульманского присутствия, не размениваясь ни на какие диалоги. Так и следовало ожидать, что после либерала и модерниста Иоанна Павла придёт ретроград и скептик что до обновления католической стратегии. Бенедикт сразу обозначил противительную позицию в вопросе о принятии Турции в Евросоюз, опасаясь — как бы сказать — не большего запруднения мусульманами Европы, но полнейшего растворения всего европейского в культуре новых бедуинов.