Олег Гуцуляк: Восстание элит и новое закрытое общество
Известный американский социолог К. Лэш определил нынешнее «постгеноновское время» именно как «восстание элит и предательство демократии» [Лэш К. Восстание элит и предательтво демократии. — М., 2002. — С.40].
Если раньше элитарность характеризовалась такими качествами, как оседлость, патриотическое отношение к определенной местности, благородное первенствование долга перед правами, благородство и меценатство, то сейчас нынешнее представители элиты скорее всего напоминают самые худшие образцы «массы» в описаниях Х. Ортеги-и-Гассета и Н. Бердяева: имеют кочевнический способ жизни, разнятся как отсутствием уважения к традициям и непризнанием собственных обязанностей, так и, особенно, изоляцией от всего остального населения, исключили себя из «общей жизни», одновременно, как заметил канадський мислитель К.Б. Макферсон, упиваясь властью частной собственности[1], с помощью которой „элитарный человек” может исключать других из использования чего-либо [Мєлков Ю. Пострадянське суспільство: Нове Середньовіччя // Соціологія: теорія, методи, маркетинг. — 2008. — №3. — С.184-185].
А. Эткинд считает, что условия для трансформации, рождения «нового мира» возможны лишь только тогда, когда «элитарный человек» почувствует неутолимую тягу «… ко всему настоящему, подлинному и первоначальному, а также отрицание им собственной культуры как неподлинной и ненастоящей … Есть историческая ирония в том, что романтическое стремление к первичности опыта оборачивается умножением неверных копий, касающихся иных миров или экзотической изнанки собственного мира, которые принимаются за безусловную и единственную подлинность» [Эткинд А. Хлыст (Секты, литература и революция). — М.: НЛО, 1998. — С.166].
На то же надеется и А. Панарин: «…Думается, главной реакцией культуры, которой следует ожидать в ближайшем будущем, является реакция на неподлинность. Квинтэссенцией этой неподлинности является мир виртуальной экономики. Уже сегодня формируется школа так называемой физической экономики (См., напр.: Ларуш Л. Физическая экономика. М., 1997), прямо противопоставляющая дутым величинам новейшей банковской экономики натуральные показатели, связанные с расходованием вещества природы и трудовых усилий. Очевидно, что в ближайшем будущем физическая экономика обретет не меньшее идейное влияние в стане поверженных, чем некогда — марксистская политическая экономия … Я предвижу образование новой натурфилософской школы, объединяющей естествоиспытателей, экономистов, специалистов в области маркетинга и гуманитариев — создателей престижной и заманчивой образности, которая свое назначение найдет в развенчании индустрии подделок и заменителей, вредных и для физического и для нравственного здоровья человека. Эта школа раскроет достоинство натуральных продуктов в их таинственной соотнесенности с запросами человеческого тела и духа, равно как и с общими запросами эпохи на достоверность и подлинность. Подобно тому как поздние стоики вспоминали милетцев — натурфилософскую школу ранней античности, находя в ней противоядие от зыбкости эллинистического декаданса, нашей эпохе предстоит вспомнить натурфилософов Ренессанса, беря их в союзники в борьбе с нынешним «виртуальным миром»… Будущая натурфилософская школа создаст свой культурный стиль, характеризующийся неприятием всего искусственного — и в продуктах повседневного спроса, и в человеческих отношениях, и в экономических и политических практиках. Адептами этой школы станут все те, кому внушают отвращение манипуляторы и «кукловоды», кто дорожит трезвостью своего сознания, своим здравым смыслом и достоинством» [Панарин А. Агенты глобализма // http://www.patriotica.ru/books/panar_agents/part2_2.html].
Но ожидать, что у «элитарного нового человека», усиленно конструирующего собственную социальную реальность и стремящегося исключительно содержать себя в соответствии с эталоном («смахивать с эталона пыль кисточкой из беличьего хвоста»), обнаружится «стремления к подлинному» — гиблое дело.
Массы же, не входящие в круг вышеупомянутой «новой элиты», не имеющие собственной идентичности, собственного языка и самосознания, однако, полностью и искренне (и таким образом, иллюзорно) могут считать себя представителями элиты (например, считая, что достижение успеха — только дело времени) и идентифицировать свои интересы с интересами «новой элиты», т.е. превращаются в «снобов», «касту шудр-золотарей», «шабес-гоев»: «… Они смотрят на людей подлыми взглядами карманных воров» (Ю.Мисима) [Книга самурая. — СПб., 1999. — С.236]. К тому же массе объясняются некоторые «важные истины»[2], как вот фильмом «Адмиралъ»: внушается идею о превосходстве богатых над бедными (типа «лубофь» более возвышенная нежели у крестьянок с рабочими) и о том, что те, кто хочет элементарной справедливости, — это не люди вовсе, а вроде как грязные омерзительные матросы со штыками наперевес, закалывающие офицеров, готовых за страну жизнь отдать. И над всем этим махровая церковная густопсовость. «… «Массовый» человек сверяет предпосылки своего мышления с мышлением и действием массы. С ходом истории. А поскольку «масса» не мыслит, а история не действует, постольку возникает массовая потребность в проверенных представителях истории и масс, …поверенных массы» [Гиренок Ф.И. «Природа человека» : идейные инициативы философии (Обзор) // человек в контексте глобальных проблем : реферативный сборник. – М. : ИНИОН АН СССР, 1989. – С. 19].
«Новая элита» принципиально закрыта для всех, кто способен по-настоящему исповедовать какие-то идеалы, традиционные ценности, она противостоит социальному пространству, агрессивно отделяется от него, «приватизируя» именно социальное пространство («рефеодализирует социальную сферу», по Ю. Хабермасу; «социальность растворяется симулякрами», по Ж. Бодрийяру), убивая его старую форму — «национальное государство», и используя информационное пространство как для набрасывания своих «антиценностей» лишенной возможности говорить «массе» [Мєлков Ю. Пострадянське суспільство: Нове Середньовіччя // Соціологія: теорія, методи, маркетинг. — 2008. — № 3. — С.183-193], уничтожая по ходу и место для самовоспроизведения традиционной «элиты знаний и компетенций» — университет [Ястребцева А.В. Республиканский элитаризм и принцип равенства в период Третьей республики во Франции // Философские науки. — 2008. — №11. — С.7-20], так и для укоренения в массах убеждения, что нет альтернативности тотальному консумеризму и удовольствию от зрелищ [Голобородько А. Постмодерн против Революции // http://www.pravaya.ru/look/4277].
Даная форма доминации «новой элиты» весьма верно определяется М. Денисовым и В. Милитаревым как «оккупационная власть» [Денисов М., Милитарев В. Социализм и старый порядок // Взгляд из России: избранные политические статьи «Русского Журнала». — К.: Основні цінності, 2004. — C.14]. Соответственно, подчиненная «масса», в своем большинстве, оказывается именно «коллаборационистской» в отношении к «оккупационной власти», а «эксперт-постгенонист» — прислужником-полицаем.
Рождается «новое закрытое общество», сущность которого не в том, что оно отрезано от внешнего мира (как это видим у К. Поппера), но потому, что «… группы внутри него отрезаны друг от друга. Оно проявляет жестокость не только в плоскости «вертикальных» отношений (пресловутая «вертикаль власти», но и плоскости отношений горизонтальных. Индивидуумы, равные с точки зрения их социального статуса и социально-культурного капитала (то есть те. кто стоит на одной и той же ступени в вертикальной иерархии), вероятнее всего, займут строго диффиренцированные места в сети горизонтальных отношений … Например, большое значение, вероятнее всего, будет придаваться различию между поколениями…» [Келли К. О решетках и группах: альтернативный взгляд на «открытые» и «закрытые» общества / Пер. с англ. // Новое литературное обозрение. – 2009. – №6 (100). – С.49].
[1] «… частная собственность является главной гарантией свободы, причем не только для тех, кто владеет этой собственностью, но и для тех, кто ею не владеет. Лишь потому, что контроль над средствами производства распределен между многими не связанными между собой собственниками, никто не имеет над ними безраздельной власти, и мы как индивиды можем принимать решения и действовать самостоятельно. Но если сосредоточить все средства производства в одних руках, будь то диктатор или номинальные «представители всего общества», мы тут же попадем под ярмо абсолютной зависимости» [Хайек Ф.А. Дорога к рабству. – М. : Экономика. 1992. – С.83].
[2] Удачно это «принуждение к мнению» Н. Лигачева определила как «барбосизацию» (см. «Телекритика», 2008, № 9).